Край наш, Верхневолжье, удивительный по красоте, весь в озерах, реках, ручьях, родниках. Рядом почти с нашим поселком Максатиха, в Удомле, рисовал свои картины Левитан, приезжал к нему летом Антон Павлович Чехов. Бывал он и в Максатихе. Здесь была дача издателя Суворина. Но главное богатство края, конечно, люди. Труженики полей и ферм, доярки и трактористы, учителя и медики, работники культуры. Удивительно талантливые, самобытные, красивые душой и телом. Непросто людям заниматься здесь сельским хозяйством: четыре раза эту землю накрывал ледник, оставляя после себя огромные валуны и горы камней. Сплошной подзон, гумуса почт нет.

Земля любит хозяина, она живая, откликается на заботу и ласку. Но родина моя — Предуралье. Про Алтай я упомянул для рифмы. Есть в Пермском крае деревенька Куликово. Она полуподковой раскинулась на высоком берегу реки Чусовой, левого притока Камы. "Чус-ва", — говорили зыряне-аборигены. Что значит "светлая вода". Чусовая река — загадка. Все реки текут с гор, а она, взяв разбег в Азии, решила торить себе путь в Европу через Уральский хребет. Отвесные скалы и утесы сопровождают ее русло до самого моего родного гнезда, деревни Куликово. А основал ее сам легендарный атаман Ермак, здесь его понизовая казачья вольница. "Два года и месяцы два", как гласит летопись, стояла дружина Ермака на Чусовой, оберегая земли солепромышленников Строгановых от сибирских кочевников. Здесь проходила граница русского государства. И здесь, на Чусовой, созревала идея у казаков и атамана Ермака ударить по логову хана Кучума. Уходя в поход за Урал, дружина оставила в городище искалеченных в битвах казаков. От них и ведем мы свою родословную. Слово "Ермак" мы учились произносить со словами "мать", "отец". Луки, стрелы, деревянные мечи и щиты были предметами наших военных игрищ. Это историческая справка для тех, кто живет сейчас в Сибири и тоже ведет свой род от Ермаковых казаков. Может, они напишут о себе. Наш уважаемый краевед— Наталья Владимировна Никулина так была бы рада. Сколько сил и энергии она отдает поискам любых исторических фактов, связанных с атаманом Ермаком и его вольницей.

Малая родина, что магнит, притягивает нас, где бы мы ни были. Посидеть за родительским столом, пройтись по знакомым тропинкам, прижаться виском к родным стенам — это такое счастье. Я не говорю уже о встрече со сверстниками, которых остается, увы, все меньше и меньше. При первой возможности я ехал на Урал, даже тогда, когда не давали месяцами пенсий. Ехал в электричках "зайцем", а если высаживали, переходил на товарняк, забирался в пустой вагон из-под угля и продолжал путь к малой родине. Ничего, что весь был в угольной пыли, оглохший от стука колес, зато счастливый от предчувствия встречи с родимой деревенькой, радуясь, что вновь получу глоток родного воздуха, поднимусь на утесы и посмотрю на реку.

Детство моих сверстников пришлось на войну. Мы долго не знали вкуса хлеба, ели траву, крапиву, по весне собирали мерзлую картошку и пекли из нее лепешки. Трудное все забывается, так устроен человек. Остается светлое. А это весна, ручьи. Они с шумом и звоном несутся с гор. Вся ребятня на улице, мы сооружаем из талого снега запруды. Вода быстро заполняет их и яростно рвет, широким потоком устремляясь вниз по улице. Мы — следом, шлепая ногами по мокрому снегу. Резиновых сапог и другой сезонной обуви не знали, родители работали за трудодни, денег на них не давали. На что купишь? Однако не унывали, жили весело, дружно, болели редко. А какие гулянья после уборки урожая были на лугу! Сколько нарядных парней и девчат, сколько песен под гармошку, сколько свадеб с тройками и бубенцами! Незабываемое время! Путь мой на родину был через Ярославский вокзал. За вокзалом на маленьком пятачке площади всегда играл духовой оркестр. Это выбеленные сединой фронтовики исполняли мелодии и марши военных лет. Звучали "Прощание славянки", "Дунайские волны", "Дорогая моя столица!", "Соловьи" Алексея Фатьянова и много других. С каждой моей поездкой на Урал музыкантов становилось все меньше и меньше. В трудное время люди зарабатывали на пропитание, как могли. Сейчас, слава Богу, ветеранам войны стали платить достойную пенсию. В следующую поездку домой я уже не встретил на пятачке за вокзалом никого. Было тихо и грустно, словно я потерял очень близких и родных мне людей. Тревога и грусть не покидали меня всю дорогу от Москвы до Пермского края. Предчувствие не обмануло меня. Половина домов моей деревеньки Куликово выгорела. Горят не дома и леса, выгорает Россия с ее самобытными традициями, обычаями, преданиями, удивительным фольклором, выгорает душа России.  Поселился в чудом уцелевшей баньке на усадьбе старшего брата — Геннадия Афанасьевича Мочанова. Потеряв дом, пчел и все хозяйство, они с женой Татьяной Павловной перебрались жить поближе к райцентру, в местечко Первомайка. Пепелище уже успело зарасти бурьяном. Высокие лопухи, крапива, пустырник закрывали путь к баньке. Через эти заросли я и пробирался к ней. Соорудил лежак из травы, вместо подушки нарвал душицы и заснул после дороги крепким, безмятежным сном. Утром меня разбудило пение птиц. Их в деревне расплодилось превеликое множество. Наверное, потому, что не травят ядами поля, замолкли трактора и машины. Вылив на себя пару ведер родниковой воды и напившись чаю, вышел на центральную улицу. Когда-то от стада коров и табуна лошадей на ней пыль столбом стояла, а теперь та же высокая трава и крапива по сторонам. Да и поля позарастали молодым березняком, осинником и ивняком. Дачники из Перми ведрами несут из них по осени грибы. На бывшем сельсовете, а когда-то доме моего деда Анастасия, кто-то из детей написал:"Куликово — это рай, бегай, прыгай, загорай!" Дедушка Анастасий и бабушка Евдокия построили это двухэтажное кирпичное здание перед самой революцией. Наступила коллективизация. Деда, за то, что имел семь коров и лавку, выселили из дома вместе с малыми детьми зимой, и он умер в глубокой нищете на станции Кугамыш, неподалеку от города Чусового. Некоторые кидали своих грудных детей в сугроб в отчаянии, что в дороге они все равно погибнут. Сердо-больные люди деревни ютили их и выхаживали. Вот такая была советская власть. А мы удивляемся, почему исчезли с лица земли тысячи деревень и сел. Мы просто пожинаем плоды.

В конце улицы, на возвышенности, должна быть церковь. Но на ее месте пустырь, даже фундамент уже зарос травой. Она не сгорела, а сама разрушилась от времени, как и часовенка, что построили казаки Ермака. Вторую часовенку, что стояла на месте отплытия стругов Ермака по Чусовой в Сибирь, разломали комсомольцы. Старики пробовали остановить сумасбродов: — Память это об атамане Ермаке! Что вы делаете? Не послушали. — А камень, на котором любил сидеть атаман, подмыло водой, и он обвалился, — поведала мне жительница деревни Тамара Игнатьевна Макарова. — А вон там, на лугу, бабушка Аксинья сказывала, у казаков оружейный сарай стоял, они пищальное зелье в нем хранили и оружие. Бабушка сказывала, что у атамана осталось потомство на Чусовой. Наследники жили в деревушке Липки, что возле часовенки Трифона. Потом их след потерялся. Работая в Исторической библиотеке при МГУ, я узнал, что настоящее имя Ермака — Василий, а фамилия Оленин. Дед его, Афанасий Григорьевич Оленин, занимался извозом на Суздальской земле. Как-то взял товар в Муроме у людей, а он оказался ворованным. Посчитали соучастником, прошлись батогами по спине старика, и он вскоре умер в городе Юрьеве. Дети его Тимофей и Гавриил ушли от скудности на Чусовую и поселились еще до Строгановых в вольной слободе. Там и родился у Тимофея сын Василий, став в будущем легендарным покорителем Сибири — атаманом Ермаком. Вот такое получилось путешествие на малую родину.

Адрес: Молханову Валерию Афанасьевичу, 171901 Тверская обл.