Как сыроедение палеолита сыграло свою роль в победе на зловещим раком. История, рассказанная мужественной женщиной.

ЕЛЕНА ЧИЖМИНА

Случай выздоровления.


ОТ АВТОРА

Очень хочу помочь больным и отчаявшимся. Зачем такая длинная книга - почему бы не дать схему, рецепт? Но формулы здоровья, единой для всех нет. Как нет чудо-лекарства или чудо-растения от рака. Ни в огороде, ни на деревьях, ни в лесу формулы не растут.
Мы давно и далеко ушли от природы и без помощи интеллекта вызволить себя невозможно. Мой многолетний путь к овладению своим телом полон ошибок и уходов в сторону, желающим последовать бессмысленно повторять все это, нужно создавать свое.
Движение к вершине управления собой, своим организмом должно быть двунаправлено: включившись в информационное пространство (уже обособился пласт знаний в книгах серии "Помоги себе сам" и других), планировать свои действия по оздоровлению, одновременно слушать голос своего тела, голос Природы в себе - сверять свои шаги с естественным камертоном. Здоровье - это система питания, дыхания и т.д., которую необходимо творить постоянно и каждому - для себя.

ГЛАВА 1
- Ой, кажется, я летаю!
- Ты не то съела, дорогая...

Мне снится: будто я просыпаюсь, с трудом приподнимаю голову и ощущаю - вся тяжесть моих волос отделилась от меня, осталась на подушке. Я открываю глаза с чувством тоски и страха. Лежу. Потом переворачиваюсь и смотрю на подушку. На белизне темноватым пятном мои волосы. Не все, но половина - точно. Вечером я мою голову и в тазике оседают остальные. Два дня назад мне укололи винбластин, обыкновенная поддерживающая терапия. Совсем не то, что циклофосфан. От винбластина волосы вообще-то не выпадают.
Вероятно, я уже настолько за последние годы напичкана - и химией, и лучами, что моя отравленная печень не выдержала и на все махнула рукой. Этот самый винбластин, который по идее должен был ей помочь, успеха не имел - мне становилось все хуже.
Началась моя история болезни не с этого фрагмента. Это поворотная середина - время, полное отчаяния, безнадёги... Жизнь - возможность простого, обыкновенного существования на земле - представлялась немыслимым для моего угасающего тела чудом. Немыслимым, ослепительным - тем более, что объявилась любовь. Именно в ту осень, когда меня больше всего жег страх смерти и когда я носила парик вместо своих волос. Мне не верилось, что я доживу до счастья. Но все случилось: наша свадьба, защита диплома и беременность "на авось". Говорили: "роди - и все пройдет". Ничего не прошло. Только 6 недель жила во мне совсем неощутимая тяжесть, а уже не хватало сил дойти до магазина в пяти минутах от дома. Вечерами поднималась температура. Я почти ничего не соображала, зато мама понимала все. "Если не хочешь делать аборт, ложись в больницу, пусть тебя обследуют". Мама работала в больничной аптеке, ее знали, меня без проблем положили в урологию. Утром позвали на рентген. Я с превеликим трудом ворочала мозгами. "Кажется рентген беременным нельзя. Но если нельзя - тогда не назначали бы". До этого я имела дело только с московскими врачами и привыкла не задавать глупых вопросов. Спросила уже после того, как снимок сделали. Рентгенолог уставилась на меня: "А ты разве беременная?" Через день мне дали куда-то нести историю болезни, я открыла ее и прочитала запись врача о моем "осмотре". Оказывается, я жаловалась на боли в левой стороне поясницы (хотя болело у меня справа). Я плакала и злилась: врач меня даже не посмотрел, он забыл, что я беременная, все пропало. Дальше эав. отделением вместе с моей мамой убеждали меня в необходимости аборта, совершенно напрасно теряя слова, в голове у меня как надпись на световом табло стояла одна-единственная мысль: "Все пропало". Через день меня чистили в гинекологии, сердце мое выкинуло привычный за последние год-два фортель - я потеряла сознание. Сестра и санитарка очень раздражались, что я не могла перебраться с каталки на постель, они сбросили меня вниз лицом и ушли: "Таскай тут всяких!" Настолько униженной я не чувствовала себя никогда.
После этого еще с неделю валялась в урологии, почему-то в детской палате. С нами лежал после операции мальчик. К нему ходила мать - очень красивая и молодая художница Катя. Она рассказала про подругу, у которой была миома. Подруга решила взяться за себя и по американской системе излечилась на удивление врачам. Я попросила адрес и твердо решила "взяться за себя". Как раз то. Система - все лечится одним махом. Нельзя придумать ничего лучше для моего разваливающегося организма. После знакомства с Галей я еще более утвердилась в мысли никогда больше не ложиться в больницу. Если даже забеременею, не пойду к врачам. Буду чистить ведрами морковку, пить соки, выкарабкаюсь сама, так я решила тогда.

- Что у тебя сегодня болит? - насмешливо спрашивает муж.

Мне очень хочется высокомерно заявить, что он ошибается: я чувствую себя чудесно. И рассмеяться - вполне естественно. Но он непременно сделает выводы относительно сегодняшней ночи. Меня же припаивает к земле, стулу, к кровати ужасная тяжесть, которая неизвестно как помещается в столь худющем теле. "Болит, очень болит", - отворачиваюсь я и сжимаю губы. Он сидит передо мной, обнимает мои колени.

- Скажи, ты меня любишь? Почему тогда не хочешь меня?

Несмотря на мои объяснения, он повторяет все тот же вопрос и пытается, пытается... Я отталкиваю его и не знаю, как прекратить эту муку.

- Ты не любишь меня! Тебе нравится кто-то другой!

Если бы я была сильной женщиной, я бы разом освободила его, и он не мучился со мной еще как минимум 4 года. Но я слабая и говорю правду: люблю, болею, верю. После таких слов порядочному человеку остается одно: ждать... Он ждал, получая от меня крохи, которые трудно назвать счастьем. Взрывался, бунтовал, бойкотировал меня. И опять ждал.
Я не чувствовала себя женщиной, о ребенке нечего было и мечтать: теперь беременность, даже на ранней стадии, могла закончиться для меня катастрофой. Тогда же, в первый год после окончания университета, я очень хотела жить. Как все нормальные люди. Не рассчитывая по минутам силы, не вычеркивая заранее вечер из каждого дня. Вечером поднималась температура. Часов в пять я начинала маяться, через час или два забиралась на диван с книгой или писаниной, и, уставившись в одну букву или слово, замирала до ночи, желая только одного - покоя, забытья. Я уже преодолела свою страсть к пирожным, блинчикам и зажаренной картошке. Если был бы другой источник поддержания жизни - согласилась не есть вовсе. Еда приносила мне одни неприятности. Даже хваленая тертая морковка и вегетарианский рацион с небольшим добавлением молочного температуру не снижали. Направить бы мне свой интеллект на выздоровление... Думалось, однако: и так уйму времени трачу на заботу о своем желудке, куда ж еще! Чтобы доказать себе обратное, свою одухотворенность, я ходила в театр, знакомый с детства, и писала о нем.

Продолжение книги Вы можете прочитать здесь zhurnal.lib.ru/c/chizhmina_e/sluchay-2.shtml